Американский политолог Эдвард Люттвак читает английское издание книги Маурицио Серры «Малапарте. Биография».
Биография Курцио Малапарте, написанная Маурицио Серрой, в основном состоит из отступлений, что является идеальным для воссоздания образа «мифомана, эксгибициониста и серийного перебежчика» Курта Эриха Зукерта, родившегося в промышленном Прато к югу от Флоренции в семье высокооплачиваемого австрийского специалиста по текстилю.
Он исправил Курта в Курцио и переделал фамилию, заменив «хорошую» часть имени Наполеона — Бонапарт — на «плохую» Малапарте. Получив затем неплохую должность журналиста (Муссолини, сам работавший журналистом до прихода в политику, сделал эту профессию официальной и высокооплачиваемой), он вел светский образ жизни в высшем эшелоне итальянского общества межвоенного периода, где недавно разбогатевшие промышленники, такие как Аньелли из «Фиата» и Витторио Чини (чей частный остров, напичканный произведениями искусства, расположен напротив собора Святого Марка в Венецианской лагуне), общались со старейшей аристократией или, по крайней мере, с теми принцами, баронами и маркизами, которые всё ещё были платежеспособны (большое богатство было редкостью, за исключением сицилийских дворян, чьи обширные поместья были конфискованы только после земельной реформы 1950 года). В Риме итальянская аристократия собирается в клубе «Ла Качча», куда все еще не берут ни одного нетитулованного простолюдина, каким бы богатым или знаменитым он ни был. Малапарте встречался со всеми значимыми людьми в городе, включая зятя Муссолини, светского деятеля, министра иностранных дел Чиано, заводил роман с нелюбимой женой младшего Аньелли и разговаривал со всеми обо всем, кроме своего военного прошлого.
Чего Малапарте не хотел афишировать, так это того, что он делал во время Первой мировой войны: в 16 лет, сразу после начала войны в августе 1914 года, он вступил добровольцем в только что сформированный добровольческий легион Гарибальди, который сражался на стороне французов.
Когда в 1915 году Италия вступила в войну, Малапарте, будучи еще несовершеннолетним, покинул легион, чтобы записаться добровольцем в горные части итальянской армии, которые сражались под командованием генералов-идиотов вплоть до позорного краха всего высокогорного итальянского фронта у Капоретто в ноябре 1917 года, что вынудило британцев и французов спешно направлять итальянцам подкрепления, которые они сами с трудом могли наскрести.
В благодарность за быстрое прибытие французских войск годом ранее, в 1918 году отряд Малапарте был отправлен на помощь французам, где его легкие подверглись воздействию немецкого отравляющего газа, что привело к тяжелым последствиям, которые длились вплоть до его смерти от рака легких в 1957 году. Именно на французском фронте, когда война уже подходила к концу, Малапарте застрелил своего тяжело раненого лучшего друга, который, испытывая невыносимые страдания без всякой надежды на выживание, умолял его о пуле.
Весьма охотно хвастаясь многим другим, включая многочисленные амурные похождения, Малапарте умалчивал о своей поистине доблестной военной службе, потому что в послевоенной Италии все, включая его брата, утверждали, что они были настоящими героями, а генералы, которые требовали себе ежедневно изысканной еды и оставались далеко за линией фронта, расхаживали по Риму, словно расфуфыренные цезарьки, присваивая себе заслугу в окончательной победе, которой они не одержали, и обвиняя трусость своих солдат во время фиаско при Капоретто. Генералы были в основном из Альпийской Италии, где и произошла битва, в то время как многие войска были набраны с приморского юга и совершенно не были знакомы с высокогорьем. Они ужасно страдали от зимнего холода.
Малапарте опубликовал собственную версию событий в своей первой книге с провокационным названием Viva Caporetto, где отдавал должное простым солдатам, стойко переносившим альпийский холод в неприспособленном обмундировании под командованием младших офицеров из среднего класса, выпускников средних школ, которые исполняли свой долг и гибли толпами, в то время как политики продолжали каждый вечер ужинать в римских ресторанах, потому что война была где-то далеко-далеко. Тираж тут же конфисковали и уничтожили, как и новое издание под другим названием. Книга в полном виде была опубликована только в 1980 году.
Но успех Малапарте как в журналистике (он вступил в фашистскую партию, и редакторы обожали его острую прозу), так и в высшем обществе был оглушителен. Его Рим состоял не из массы «черных» аристократов и потомков всего лишь папских племянников, но князей с настоящими палаццо, которые они всё ещё могли себе позволить, – например, Орсини, история которых отсчитывалась с 757 года, и Колонна, чьё происхождение якобы из рода Юлия Цезаря и тысячелетняя история семьи были предметом насмешек в качестве претенциозной фантазии.
Именно в просторных княжеских салонах Малапарте находил материал для своих часто тенденциозных, слегка критических, но никогда по-настоящему не революционных статей, которые фашистский режим мог терпеть со стороны героя войны и которые обеспечивали его деньгами и любовницами, пока он менял их как перчатки, этих вечно скучающих жён высшего общества. Он остановился лишь достигнув вершины, встретив Вирджинию Бурбон дель Монте, жену Эдуардо Аньелли, сына самого богатого человека Италии, совладельца автоконцерна «Фиат» Джованни Аньелли, и мать Джанни Аньелли, который родился в 1921 году и который превзошёл всех остальных итальянцев, включая премьер-министров и президентов, в качестве ведущей общественной фигуры Италии после 1955 года, если не раньше, и вплоть до нескольких лет до своей смерти в 2003 году. Он родился слишком рано, чтобы быть родным сыном Малапарте, но брат Джанни и его ближайший соратник Умберто родился в 1934 году…
В качестве советника Джанни на протяжении многих лет я часто обедал в его огромном напичканном произведениями искусства доме в Риме, расположенном прямо напротив президентского дворца, или на его вилле высоко над Турином, или в его квартире на Парк-авеню на Манхэттене, стены которой увешаны более чем десятком картин Матисса, я много раз встречался с Умберто. Я не замечал никакого сходства с портретом Малапарте, но в его характере прослеживалась идеальная преемственность с Джанни, который был таким же безрассудно храбрым, каким был Малапарте на русском фронте и еще более храбрым в сражениях с союзниками в Тунисе в 1944 году, и который соревновался с Малапарте в заведении широко освещавшихся в прессе романов с богиней викингов из «Сладкой жизни» Анитой Экберг, Ритой Хейворт, Линдой Кристиан, французской звездой Даниэль Дарье, Памелой Черчилль и овдовевшей Джеки Кеннеди, которая позже скатилась вниз по карьерной лестнице, чтобы выйти замуж за совершенно вульгарного Онассиса, не считая других более молодых женщин, которых он встречал на горнолыжных склонах, где он упорно катался несмотря на троекратный перелом ног, включая 22-летнюю американку, с которой он спустился ко мне в вестибюль отеля, — они встретились накануне, когда стояли в той же очереди на подъемник. Марелла Караччиоло, жена Джанни Альелли, поистине аристократическая красавица высокого роста, казалась совершенно спокойной всякий раз, когда я встречал ее с моей женой, а ее брат был издателем крупного журнала, финансируемого сами знаете кем.
К тому времени, как 17 ноября 1938 года Муссолини предал своих друзей и свою возлюбленную-еврейку, опубликовав свой «расовый указ» против евреев, чтобы укрепить союз с Гитлером, который закончился тем, что 29 апреля 1945 года его труп был повешен вниз головой на площади Лорето в Милане, Малапарте уже не был тем убеждённым фашистом, каким он был в 1922 году, который вместе с Муссолини шёл на Рим внаглую захватывать власть. Этот захват власти впоследствии был утверждён запуганным парламентом после того, как бессмысленный король Виктор Эммануил III предотвратил применение силы, пригрозив отречься от престола (он заслуженно лишился трона в 1947 году из-за своей чудовищной трусости).
Первым политическим проступком Малапарте стала публикация в Париже в 1931 году книги «Техника государственного переворота». В ней он описал провалившийся Мюнхенский путч Гитлера 1923 года, не забыв упомянуть о том, что тот похож на бабу, когда расхаживает в форме, и назвал Муссолини поверхностным авантюристом, успешно захватившим власть в марте 1922 года, в чём принимал участие и сам Малапарте. В 1967 году, когда мне нужно было выбрать название для книги для одного настойчивого британского издателя, решившего, что я должен писать, я придумал название «Государственный переворот» у стойки паба после первой кружки пива, беззастенчиво копируя Малапарте, поскольку в оригинале его книги не было никакой «техники». Моя же книга имела подзаголовок «Практическое руководство», поскольку с первых строк: «Свергать правительства непросто», она полностью посвящена именно технике.
Алиби Малапарте, обвиняемого в нелояльности, состояло в том, что он описывал механизм захвата власти как противоядие от любых покушений на самого Муссолини, но его непочтительность была неоспорима и должна была быть наказана. Его немедленно уволили из туринской газеты Аньелли La Stampa, которая платила ему зарплату, эквивалентную нескольким тогдашним в New York Times, и установили за ним постоянное наблюдение. Последнее не слишком беспокоило Малапарте, пока его богатые друзья наперегонки приглашали его погостить в своих замках, виллах и дворцах.
Но 17 октября 1933 года слежка за Малапарте дала свои плоды: его арестовали и заключили в мрачную римскую тюрьму Реджина Чели на берегу Тибра, а также исключили из фашистской партии.
Его собственные интриги стали причиной его падения: в 1931 году он написал весьма льстившую ее герою биографию талантливого, отмеченного рядом наград военного героя, высокопоставленного фашистского чиновника и бесстрашного пионера авиации Итало Бальбо, но два года спустя Малапарте начал намекать, что Бальбо замышляет заговор против Муссолини, как раз когда тот собирался назначить его губернатором итальянской колонии Ливия. Бальбо отправился прямо к Муссолини, чтобы тот посадил Малапарте в тюрьму. После месяца тюремного заключения он был сослан на крошечный остров Липари составлять компанию местным рыбакам сроком на пять лет.
Но Малапарте не был лишен влиятельных друзей, и самым влиятельным из них был Галеаццо Чиано, зять Муссолини и министр иностранных дел. Итак, менее чем через полгода, летом 1934 года, местом его изгнания стала элегантная Искья, где он жил в роскоши с друзьями и возлюбленными, прибывавшими на пароме из Неаполя, а затем и в фешенебельный Форте-деи-Марми. Как сейчас, так и тогда самая богатая газета Италии, миланская Corriere della Sera, даже нашла способ публиковать его статьи и обеспечивать его средствами, разрешив ему писать под псевдонимом.
В конце концов, пять лет были сокращены вдвое до двух с половиной – период, который Малапарте после падения фашизма бессовестно охарактеризовал как «пять лет ада», когда ему пришлось в мгновение ока стать антифашистом и жертвой фашизма. Кроме того, за эти пять лет, гораздо менее адских, он получил разрешение и нашёл деньги на строительство замечательной виллы на краю скалистого мыса Массулло на ультрамодном (тогда, как и сейчас) острове Капри, одном из тех мест в Италии, где уже невозможно было получить разрешение на строительство. Наконец, в 1940 году, когда Италия вступила в войну, он написал и опубликовал свою самую легкомысленую книгу «Donna come me» – «Женщина, похожая на меня».
Но вся эта легкомысленность исчезла, когда после полной реабилитации Corriere della Sera отправила его военным корреспондентом сначала в Румынию, затем в фашистскую Хорватию, оккупированную немцами Украину и Финляндию. Здесь он в самой полной мере ощутил весь ужас расового геноцида войны – навевавшей гораздо более масштабный, глубокий и безнадежный ужас, чем смертоносная артиллерия и отравляющий газ, с которыми он лично столкнулся в Первую мировую войну. Многие из его статей не были опубликованы в газете, но оказались собраны в книге «Волга рождается в Европе» (1943), затем в «Капут» (1944) и, наконец, в «Шкуре» (1949). Название книги намекает на обнажённые бёдра неаполитанских матрон, женщин и девочек-подростков, на которые в 1944 году они пытались поймать американских солдат, разносящих консервы, сидя на ступеньках кривых городских переулков.
Военные сочинения Малапарте включают в себя как подлинные исторические свидетельства, так и вымысел. Среди первых – его интервью с Гансом Франком, генерал-губернатором недавно захваченной Гитлером польской колонии, в котором евреи были убиты, а поляки низведены до уровня рабов (не без помощи бесчисленных польских коллаборационистов). Франк разыгрывал из себя элегантного и образованного завоевателя в своих дворцовых покоях, чтобы произвести впечатление на Малапарте, не зная, что Малапарте уже был в Варшаве военным корреспондентом в 1919 году и никогда бы не смог поверить наглому утверждению Франка о том, что поляки, от природы склонные к рабству, будут рады попасть в надёжные арийские руки.
Вымысел, призванный обойти необходимость подробного перечня ужасов, – это его интервью с Анте Павеличем, главой хорватского марионеточного государства, служившего нацистам: «Пока он говорил, я смотрел на плетёную корзину на [его] столе. Крышка была поднята, и корзина, казалось, была наполнена мидиями, или устрицами в раковинах, которые иногда выставляются в витринах Fortnum and Mason на Пикадилли в Лондоне. «Это далматинские устрицы?» — спросил я Павелича. [Он] снял крышку с корзины и показал мидии, эту склизкую и желеобразную массу, и сказал, улыбаясь своей усталой добродушной улыбкой: «Это подарок от моих верных усташей. Сорок фунтов человеческих глаз»». Эта крайне невероятная история была способом Малапарте рассказать о преступлениях ополченцев Павелича, которые в отлове и убийстваъ немногочисленных евреев и многочисленных сербов проявляли большее рвение, нежели немцы, хотя те промышляли промышленными методами уничтожения людей. В посткоммунистической Хорватии я видел, как они триумфально маршировали по Загребу, многие были в старой форме усташей, — подобное следовало бы запечатлеть с помощью автомата, а не фотокамеры.
Судьба Павелича вызывает другого рода ужас. Завоевав расположение некоторых высокопоставленных священнослужителей, убив сотни тысяч православных сербов и насильно обратив столько же в католичество, Павелич благополучно добрался до пронацистской Аргентины Перона с помощью католических организаций, функционировавших от имени и под руководством папы Пия XII. Там Павелич хорошо устроился, пока в 1957 году его не ранил местный серб, после чего он бежал во франкистскую Испанию, где прожил ещё два года. (Для меня лично было важным, что пятьдесят лет спустя мне выпала честь сказать кардиналу-государственному секретарю Агостино Казароли, что если Пия XII причислят к лику святых, евреи будут помнить имена всех, кого это коснулось – а он был первым в этом списке – как минимум тысячу лет.)
Лично я глубоко сожалею, что Курцио Малапарте, мгновенно раскусивший фантазии всех остальных диктаторских режимов, попался на крючок Мао, когда тот посетил Китай в 1956 году, и настолько, что подарил свой дом на Капри, практически все свое имущество, Ассоциации китайских писателей – группе людей которых ждала печальная участь в виде чисток, тюремного заключения, голода или даже съедения заживо, если кто-то из них окажется в стране чжуанов. Малапарте в Пекине заболел, и его там лечили по методу Джеймса Рестона 1972 года – ныне заслуженно забытый корреспондент New York Times перенёс экстренную операцию, когда посещал Пекин вместе с Никсоном. Он проходил лечение в единственной приличной пекинской больнице у врачей с зарубежным образованием и предназначенной исключительно для самых высокопоставленных руководителей, и затем рассказал об этом так, будто сам столкнулся с обычной китайской медициной.
Малапарте также нашёл коммунистический Китай, гораздо лучшей гуманистической альтернативой советскому коммунизму, и, подобно американской прессе, присутствовавшей там с Никсоном в 1972 году, даже не сообщил, что жесткое требование Мао использовать человеческие экскременты в качестве удобрений, которые доставлялись в город на тачках, привело к тому, что Пекин пах как засоренная канализация. (Так же было и тогда, когда я приехал туда четыре года спустя.)
Серра получил Гонкуровскую премию за французское издание биографии Малапарте, и его склонность к бесконечной череде отступлений (вплоть до рассказа о средневековой родословной семьи женщины, с которой наш герой спал, возможно, лишь однажды) весьма бы раздражала, если бы речь шла о Наполеоне или Муссолини, но возможно это единственно правильный подход для Малапарте, который в конце концов даже Китай Мао выбросил в общий котел, но чья биография – это квинтэссенция итальянской истории ХХ века. Его настоящий жизненный путь пролегал от трудолюбивого промышленного Прато до неискоренимой легкомысленности Рима, которая превращает важное в ненужное, и наоборот.